Часть 4. Ценность игры: естественный способ обучения новым навыкам
Образовательная сила игры состоит в ее кажущейся обыденности.
Питер Грей
С биологической, эволюционной точки зрения главная цель игры – стимулировать обучение новым навыкам. Игра – это способ природы обеспечить, чтобы молодняк млекопитающих, в том числе и маленькие человеческие существа, практиковались и достигали успехов в умениях, необходимых, чтобы выжить и преуспеть в окружающих их условиях. Немецкий философ и натуралист Карл Гроос развил эту идею более века назад и подробно рассмотрел ее в двух книгах: “Игра животных”(1898) и “Игры людей”(1901).
Молодняк животных практикует в игре навыки выживания
Гроос опередил свое время и в своих представлениях об эволюции, и в своих представлениях об игре. Он хорошо понимал работы Чарльза Дарвина и имел современное представление об инстинктах. Он признавал, что животные, особенно млекопитающие, должны обучаться в различной степени пользоваться своими инстинктами. Молодняк млекопитающих приходит в мир с биологическими стремлениями и склонностями к определенному поведению (инстинктами), но для того, чтобы эти модели поведения были эффективными, их нужно практиковать и тренировать. По определению Грооса, игра – это в сущности инстинкт практиковать другие инстинкты. В “Игре животных” (стр.75) Гроос написал: “Нельзя сказать, что животные играют, потому что они молоды и резвы, скорее, период их молодости – это время для игры, поскольку только в игре они могут дополнить личным опытом данное им природой, в виду предстоящих жизненных задач”. В соответствии со своей теорией Гроос разделил игру на категории в зависимости от типа навыков, которые она стимулирует, включая подвижные игры (бег, прыжки, лазанье, качание на деревьях и т.д.), игровую охоту, игровые бои и игровое пестование (игра в заботу о младенцах).
Ответ Грооса на вопрос о биологической цели игры позволяет нам понять модели игрового поведения, которые мы наблюдаем в животном мире. Для начала, это объясняет, почему молодняк играет больше, чем более старшие особи того же вида: они больше играют, потому что им нужно большему научиться. Это также объясняет, почему млекопитающие играют больше, чем другие классы животных. Насекомые, рептилии, амфибии и рыбы рождаются с довольно устойчивыми инстинктами; им не нужно многому учиться, чтобы выжить, учитывая их образ жизни, у них мы не наблюдаем большого количества игр. Млекопитающие, с другой стороны, имеют более гибкие инстинкты, которые должны дополняться и формироваться через обучение и повторение, которые дает игра.
Теория Грооса также объясняет различную степень игривости различных отрядов и видов животных. Среди млекопитающих приматы (обезьяны) являются самым гибким и приспосабливающимся отрядом, им нужно больше всех учиться, и они самый игривый отряд животных. Среди приматов человек, шимпанзе и бонобо (вид обезьян, близких родственников шимпанзе и человека) учатся больше других, и они самый игривый вид. Кроме того, среди млекопитающих плотоядные (включая кошачьих и псовых) в большинстве своем более игривы, чем травоядные, вероятно потому, что успех на охоте требует больше обучения, чем успех на пастбище. Кроме млекопитающих, единственный класс животных, у которых регулярно наблюдается игра, – это птицы. Наиболее игривые птицы – это вороновые (ворОны, сороки и вОроны), хищные птицы (ястребы и их сородичи) и попугаи. Все это птицы-долгожители с большим, чем у других птиц, отношением веса мозга к весу тела, которые демонстрируют большую гибкость и сообразительность в социальной жизни и способах добывания пищи.
Мысль о том, что цель игры – побуждать к освоению новых навыков, помогает нам понять различия разных типов и количества игр у разных видов животных. Можно в значительной степени предсказать, во что будет играть животное, зная, какие навыки ему необходимо развить для выживания и воспроизводства. Львята и молодняк других хищников играют в выслеживание и преследование; детеныши зебры, газели и других животных, на которых охотятся львы и им подобные, в игре убегают и спасаются от погони; детеныши обезьян играют, прыгая с ветки на ветку. У тех видов, у которых самцы дерутся за самку, молодые самцы чаще вступают в игровую борьбу, чем самки. И, по крайней мере у некоторых видов приматов, молодые самки, но не самцы, часто играют в уход за новорожденными.
Дети упражняют в игре самые различные навыки, в том числе специфичные для их культуры. В книге “Игры людей” Гроос распространил свои мысли об игре животных на человека. Он подчеркнул, что человеческие существа должны обучаться различным навыкам в зависимости от того общества, в котором они растут, в гораздо большей степени, чем какой-либо другой вид. Таким образом, пишет он, естественный отбор привел к сильному стремлению детей наблюдать за действиями старших и включать эти действия в свою игру. В любой культуре в игре детей присутствуют общие категории деятельности, присущие всем людям, но особая форма игры в каждой категории формируется окружающей их действительностью. При наличии свободы дети играют гораздо больше и разнообразнее существ какого-либо вида, потому что им нужно научиться гораздо большему.
В соответствии с теорией Грооса дети играют таким образом, чтобы развить все навыки, которыми должен обладать любой человек:
- Мы, как все млекопитающие, физические существа, которые должны развить сильное тело и научиться скоординированно двигаться, поэтому у нас есть физическая игра, включающая погони, драки, весьма похожие на те, в которые играют другие млекопитающие. Но, тем не менее, во многих других отношениях мы уникальны и наша игра отражает нашу уникальность.
- Мы лингвистические животные, поэтому у нас есть языковая игра, которая учит нас говорить.
- Мы относимся к виду Homo Sapiens, человек разумный, поэтому у нас есть исследовательская игра, сочетающая любопытство и игру, чтобы дать знания об окружающем нас мире.
- Мы живые существа, выживающие благодаря тому, что умеем конструировать укрытия, инструменты, приспособления для коммуникации, приспособления для передвижения, поэтому у нас есть строительная игра, которая учит конструировать.
- Мы очень социальный вид, требующий для выживания взаимодействия с другими, поэтому у нас есть множество форм социальной игры, которая учит нас взаимодействовать и ограничивать наши импульсы таким образом, что мы можем жить в обществе.
- Мы существа наделенные фантазией, способные думать об отвлеченных вещах, поэтому у нас есть игра на воображение, которая создает и тренирует фантазию и дает основу тому, что мы называем интеллектом.
Выделенные термины описывают не взаимоисключающие категории игры, а скорее различные функции игры. Любая игра может служить более чем одной из этих функций. Оживленная игра во дворе может быть одновременно и физической игрой, и языковой, и исследовательской, и строительной, и социальной, и игрой на воображение. Игра во всех своих видах служит тому, чтобы сделать из нас дееспособных человеческих существ.
Также, в соответствии с теорией Грооса, межкультурные исследования игры показали, что дети играют преимущественно в те виды деятельности, которые имеют наибольшую ценность в их культуре.
Дети охотников и собирателей играют в охоту и собирательство, используя инструменты, которыми пользуются в их обществе взрослые. Дети в фермерских сообществах играют в разведение скота и выращивание урожая. Дети в современных западных культурах играют в игры, включающие чтение и счет, если они растут в обстановке, где эти навыки ценятся, и играют с компьютерами и другими современными технологиями, сегодняшними инструментами.
Развивая мысль Грооса, я бы добавил, что дети тянутся играть не только в наиболее распространенные и ценные навыки окружающих их взрослых, но также, даже более интенсивно, в новые и развивающиеся навыки. Поэтому дети обычно учатся использовать новые технологии быстрее, чем их родители. С точки зрения эволюции это не случайность. На глубоком генетическом уровне дети понимают, что наиболее важные для изучения навыки – это те, которые будут иметь возрастающее значение в будущем: навыки их поколения, которые могут отличаться от навыков поколения их родителей. Ценность этой тяги к новому особенно очевидна в современном мире, где технологии и требуемые для их освоения навыки меняются так быстро. Сущность игры хорошо служит цели развития новых навыков.
Игра по своему определению – это деятельность, отделяемая разумом от реальности. Это деятельность ради самой деятельности, а не деятельность, направленная на достижение какой-либо внешней цели, например, еды, денег, звезд на погоны, похвалы или нового пункта резюме (см. определение игры- часть 1). Когда мы предлагаем играющим детям эти награды, мы превращаем их игру в нечто, игрой не являющееся. Поскольку игра – это деятельность ради самой деятельности, а не ради какого-либо осознанного внешнего результата, люди часто смотрят на нее как на нечто пустяковое и обыденное. Но вот притягательна парадоксальная мысль: образовательная сила игры лежит в ее обыденности.
Игра служит серьезной образовательной цели, но игрок ненамеренно занимается самообразованием. Он играет ради самого процесса и ни для чего другого. Образование – это побочный продукт. Если бы игрок играл ради какой-то серьезной цели, большая часть образовательной силы игры была бы утрачена.
Поскольку ребенок в игре не беспокоится о будущем и поскольку ребенок не испытывает последствий реального мира в случае неудачи – из-за обыденности игры, – он не боится неудачи. Поскольку ребенок в игре не ищет одобрения, или похвалы, или звезд на погоны, или чего-то другого от взрослых судей, его игру не нарушают мысли об оценке.
Страх и озабоченность оценкой замораживают ум и тело в жестких рамках, пригодных для выполнения заученных привычных действий, но не для обучения новому или для новых идей. В отсутствие обеспокоенности о провале или осуждении дети могут посвятить в игре все внимание навыкам, в которые они играют. Они стремятся выполнить работу хорошо, потому что это присущая игре цель, но они знают, что, если потерпят неудачу, не будет никаких серьезных реальных последствий, поэтому они чувствуют себя свободными экспериментировать, рисковать, что чрезвычайно важно для обучения. Им не приходится использовать часть интеллектуальных ресурсов, чтобы пытаться понять, что от них ждет какой-то внешний судья. Они могут направлять свою деятельность так, как они хотят, а не как пожелает какой-то судья.
Другой аспект игры, помимо обыденности, который также хорошо служит цели игры в освоении навыков, – это ее повторяемость. Замечали ли вы, что большинство форм игры включают многократные повторения? Кошка, играющая с мышью, постоянно отпускает ее, чтобы поймать снова. Лепечущий ребенок, играя, повторяет одни и те же слоги или последовательности слогов, иногда немного изменяя порядок, как-будто намеренно упражняясь в произношении. Ребенок, начавший ходить, может ходить играя взад и вперед по одному и тому же маршруту. Маленький ребенок может играя читать одну и ту же (заученную) книгу снова и снова. Все виды организованных игр, как пятнашки, бейсбол или “двадцать вопросов”, включают повторение одних и тех же действий или процессов снова и снова. Но это повторение не является зубрежкой.
Поскольку игрок повторяет действие по своей собственной воле, каждое повторение – это акт творения. Если действие повторяется в точности, это потому, что игрок захотел и стремился повторить его в точности. Хотя зачастую каждое “повторение” несколько отличается от предыдущего; игрок намеренно изменяет его в соответствии с игрой или своим желанием экспериментировать. Побочным эффектом повторения становится совершенствование и закрепление нового навыка.
Те навыки, которые ребенок легко осваивает в игре, становятся сложными в типичной школьной атмосфере. Прекрасный пример этого – чтение. Много лет назад я наблюдал, как мой младший брат играя научился читать еще до школы, а позже я наблюдал, как то же самое сделал мой сын. В школе Садбери Велли (видео об этой школе), демократичной нетрадиционной школе, многие дети научились читать в игре в очень разных возрастах, иногда совершенно не осознавая процесса обучения. В этом разновозрастном сообществе, где нет формальных уроков чтения, дети обучаются ему, потому что оно является ценной частью их социального окружения. Они видят других детей за чтением, слышат их разговоры о прочитанном, поэтому они хотят читать. Они играют в игры, включающие литературные произведения. Им читают взрослые и подростки, которым нравится читать. Они хотят слушать одни и те же книги, пока не запомнят их наизусть, затем они играют в то, что они “читают” книги, которые запомнили, пока чтение понарошку не превратится в настоящее чтение.
Сопоставьте это с обучением чтению в обычных школах, которое для многих детей болезненно и отбивает охоту к книгам на всю жизнь. Представьте, каково ребенку, который по какой-либо причине обучается читать немного медленнее своих одноклассников. Чтение становится мерилом собственной ценности и источником тревоги и стыда, и эти эмоции делают обучение не только болезненным, но и сложным. Когда детям дают обучиться чтению самостоятельно, в собственном темпе, через свободно выбранную игру, оно становится и остается одним из самых больших удовольствий в жизни. Это справедливо и для других навыков. Даже игра в мяч может стать трудной и вызывающей стыд, когда ей обучают в школе.
Игра – это способ природы обучить нас нужным для жизни навыкам. Но наша образовательная система глупо превратила игру в то, что называется “переменой”, сделав ее на самом деле обыденной и незначительной, а процесс обучения превратила в “работу”, сделав его по определению тем, чем дети не хотят заниматься.
Питер Грей (Peter Gray)
Перевод Ирины Одновал
Фото: 1.- из архива Виктории Довбня,
2.- Валентины Ячичуровой
Нет комментариев
Добавить комментарий